Parts of Speech

"Молоко", 24.10.2018

Думаю, подобное спектаклю Гоголь-центра «Молоко» я видела лишь однажды, и была это постановка Театра.doc. Современная драматургия, рассказанная современным языком с современными же и узнаваемыми героями – вот он, новый театр. Театр молодых, смелых, рассматривающих грани нашей жизни, этой реальности, ставящих вопросы и ищущих ответы.

На первый взгляд, сюжет несколько абсурден, отличается эпизодичностью, но это лишь первое впечатление. Спектакль цельный, и все эти отдельные эпизоды с самыми разными и множественными героями складываются в единую картину. Кроме того, все эпизоды достаточно внятно и читаемо доносят основную мысль спектакля, а главная героиня действительно является связующим звеном между ними. Перемещаясь от одних героев к другим, зритель начинает понимать, что есть общего у персонажей спектакля, пусть они разные до невозможности.

Спектакль сопровождается комментариями какого-то молодого актера около микрофона, который поясняет, где происходит действие, и что происходит на сцене. Интересно, что актеры достаточно редко исполняют то действие, которое произносит «голос за кадром», будто сценарий жизни где-то есть, но люди далеко не всегда склонны ему следовать. Комментарии происходящего часто воспринимаются мною как слабость, невозможность донести мысль иными художественными приемами, но здесь они вписаны в происходящее вполне органично, а парень и вовсе становится одним из героев этой странной истории, чем многое объясняет. Обращает внимание и то, что комментарии часто достаточно сухие, хотя произносятся актером не сухо, и создают кинематографичное впечатление: будто надписи на экране при смене места действия, а также краткая первая сцена до начала действия основного.

Скрытый текст

Все начинается с появления пингвинов. Да-да, именно пингвинов притаскивает домой любимый человек главной героини Зои. Он поясняет это тем, что им плохо в неволе, а от Зои требует бросить работу ради ухода за этими птицами. В принципе, уже в этом первом эпизоде становится более-менее видна идея. Сережа ведет себя совсем как ребенок: капризы, страстное доказывание чего-то сомнительно важного, совершенно невинный в своей бездумности эгоизм, искренняя эмоциональность. Будто на контрасте с мужем Зоя тихая, спокойная «серая мышка», которых миллионы в любом большом городе, и она пытается разговаривать с этим большим ребенком, что бесполезно. Мужчины – как дети. Зато пингвины почти как взрослые. Пингвины, кстати, представлены с иронией и со вкусом: это не просто на полном серьезе переодетые в костюмы актеры, а, пусть и в костюмах, но ведущие себя по-человечески герои (один в очках и с бородой), живо реагирующие на происходящее и будто потешающиеся над восторженным большим ребенком Сережей.

В продолжение этого ежедневного абсурда Зоя – повар – устраивается в школу психологом, будучи симпатичной строгой самодуру-директрисе. И теперь уже здесь героиня оказывается окружена множеством людей с кучей странностей. Объединяет этих людей одно – роль матери в их жизни. Недолюбленные, брошенные, не знавшие любви, просто сами забывшие: все эти окружающие Зою мужчины имеют рану на душе одинакового происхождения. Все их странности – от отсутствия матери. Все они словно дети, все они несамостоятельны, пусть их странности проявляются по-разному: недотепа-муж, сложный подросток-зацепер, врачи-эксбиционисты, военный, мучающий экспериментами и дисциплиной собственную дочь.

И … молоко. Муж многократно упрекает Зою, что та не купила молоко, и молоко начинает течь из нее самой. Зоя, до того просто серая мышка, превращается практически во всеобщую мать, исцеляя каждого, кто пробует ее молоко. Что такое их исцеление? Они взрослеют… Но они не просто взрослеют, они еще и забывают. Забывают ее. Фактически из Зои мужчины – самые разные – высасывают все жизненные силы вместе с ее молоком, они как бы поедают ее, и забывают или о ней, или о ее роли в их жизни. Как Сережа забыл в свое время о собственной матери, отдавшей ему всю себя.

Интересно, что Зоя сама – не мать, детей у нее нет, но она жертвует собой ради мужчин, сначала неосознанно, а потом вполне конкретно, становясь не просто всеобщей матерью, но почти мученицей, уже не сопротивляясь, а стремясь спасать других ценой себя. Она слышит ночами плач мальчиков – этих детей-мужчин, которых ей нужно спасти. Интересно, что в спектакле функцию спасительниц выполняют исключительно женщины: школьница Таня спасает ежедневно своего отца ценой своего спокойствия и счастья, директриса спасает своего недотепу-мужа, следуя за его навязчивыми идеями, еще одна почти безымянная героиня спасает паренька-зацепера, и каждая из них, как и Зоя, жертвует ради этих раненых мужчин частью себя, совсем не получая ничего взамен.

Важно и финальное купание в молоке Комара – именно так зовут закадрового героя, который далеко не сразу становится частью действия. Герой сначала сопротивляется выливаемому на него молоку, потом приспосабливается, потом с жадностью пытается его пить и…все заканчивается. Это выглядит как демонстрация того, что слишком много молока – материнского молока – плохо. Потому что здесь молоко – синоним материнской женской заботы. Излишняя забота, удушающая забота губит, а не спасает, везде нужна норма и мера. Интересно, кстати, что Комара в какой-то момент начинает видеть Зоя, и только она.

Невозможно не остановиться, не отметить яркие образы всех без исключения персонажей: они будто взяты из жизни и рассмотрены под увеличительным стеклом, а поведение их препарировано, будто проведен эксперимент. Директриса школы представлена с типичнейшей прической-каре, в привычном деловом стиле, с идеально срисованными будто с натуры интонациями в командном голосе. Парень-зацепер Саша – бунтарь, провокатор, задира. Девушка Таня – пацанка с короткой стрижкой и местами крашеными локонами, в спортивном стиле, чуть заикающаяся, ее отец – просто военный, четкий и строгий, живущий по уставу и превращающий в армию жизнь дочери. Все узнаваемы. Все, вроде бы, нормальные, но зияющая рана в груди есть у каждого, и каждому нужна та самая всеобщая мать, которой волею автора пьесы оказывается простая девушка Зоя.

Так что спектакль – о роли женщины в современном, часто незрелом, обществе. О том, что каждая отдает часть себя ради других, и эти другие не замечают… О том, как важна материнская любовь для человека любого возраста, и о том, что нужна мера. О том, как важно ценить то, что принимаешь, ведь для отдающего это – часть их самих, как для Зои. Молоко – часть женщины, и Зоя кормит собой окружающих, убивая саму себя и физически, и как личность.

Отмечу отличное оформление. Оно достаточно аскетичное: куча дверей, реквизит выносят сами актеры, герои одеты в обычную повседневную одежду. Но атмосферу отлично создает продуманный свет, например, атмосферу крыши ночной электрички, комментарии Комара и минимум вещей – стулья, матрасы, ванна. А еще вытянутые светильники, поначалу, накрытые пленкой, но которую актеры медленно снимают, когда у Зои появляется молоко. Потому что светильники – будто струи этого самого молока. Визуализация ее состояния. Интересный элемент – женщина в тени, плетущая что-то спицами. Как шарф Шурика. Как мечта или воспоминание о матери. Она плетет шарф, который он потерял, то есть и она сама, и эта вещь в ее руках – потеря для этого мальчишки, который находит шарф в руках другой девушки. А, может, эта женщина плетет судьбы героев на сцене? Заставляет Зою быть всеобщей матерью? Не знаю, до конца не поняла.

Ирина Теплухова исполняет роль Зои очень по-настоящему, почти даже и не театрально. Ее героиня – неслышная, тихая, незаметная, скромная. Она уступает, слушает, помогает, хотя ее саму никто не слышит. Такой девушке легко поверить в собственную миссию и легко жертвовать собой, потому что в ней самой будто живет чувство малозначимости своей собственной личности. Она – главная героиня, но она и невидима, она человек, и уже не совсем, а к финалу она становится почти бесплотным духом – ее всю высосали до последней капли. Она говорит столь тихо, что почти не слышно, но влияет на происходящее очень сильно.

Сергей Галахов – Сережа, и он цепляет переходом от игры в типичного ребенка, с переигрыванием, показным чуть ли не надуванием губок к взрослому поведению только что осознавшего себя человека, способного на взрослые решения, способного на принятие ответственности. Интересно, кстати, что такой взрослый не остается рядом с Зоей, исцелившись, он не нуждается во всеобщей матери.

Никита Еленев – Шурик. Бунтарь с раненым сердцем. Он может быть вызывающим, но может быть и трогательно-беззащитным, или совсем по-подростковому он может пытаться красоваться перед девушкой. Никите удалось сыграть юность с ее перепадами настроения и желанием заявить о себе и своем «я». А как у него горели глаза, когда он будто ехал на крыше электрички!.. Это надо было видеть.

Полина Пушкарук делает свою Таню испуганным и неуверенным в себе существом, оттого выпускающим иголки в разные стороны. С другой стороны, Таня – девушка нежная и трогательная, отчаянно мечтающая о человеческом тепле. Незрелый еще характер, только формирующийся. Актриса прекрасно играет первую любовь на фоне поисков себя и тоже взросления.

Андрей Болсунов играет отца Тани – безымянного военного, и эта роль выпукла и интересна своей узнаваемостью: строгий тон, дисциплина, и, в то же время, в этом военном с картинки есть человеческая беззаветная любовь к дочери – единственному сокровищу, что делает образ живым.

Андрей Ребенков и Сергей Муравьев создают комедийные образы – это врачи-эксбиционисты, а еще и пингвины. Хочется отдельно обратить внимание, как актерам удается без слов создать характер северных птиц, показать их диалог или целую речь про Сережу и Зою. А в образах врачей они забавны и трогательны, опять же, как большие дети. Забавно, что повернутые на всю голову здесь врачи, а один из них еще и психолог.

Ирина Рудницкая – директриса, и ее прелесть в том же почти, что и у Андрея Болсунова. Яркий характерный образ, над которым улыбаешься, сменяющейся почти трагедией жизни с беспомощным мужчиной-ребенком. Уверенная директриса оказывается женщиной на грани нервного срыва или уже сорвавшейся. У нее есть дом, но в нем нет спокойствия.

Артем Немов – Комар, он же ведущий всего спектакля. Азартный, озорной, заинтересованный и трагичный в один-единственный эпизод омовения в молоке.

Юлия Гоманюк – женщина в черном. Она – еще одна жертвенная мать, и иронично, что с этой героиней сталкивается Зоя. Юлия создает именно жертвенный образ, с одной стороны, ее героиня – спокойная, даже саркастичная, даже жестокая, а с другой – несчастливая, любящая и страдающая от невозможности реально помочь тому, кого она любит.

Спектакль оказался очень сильным. Авторы точно знали, что делали и зачем. Символика, мысль и идея – все считывается, доходит до зрителя. Сам спектакль если и проходит не на одном дыхании, то все же захватывает, и все два часа интересно, что взгляд от сцены оторвать нельзя. Совершенно точно, если нужна современная драматургия, да что там, современный театр – это в Гоголь-центр.